Тем же вечером, под пламенную речь консьержки о недопустимости мата в лексиконе уважающих себя людей, горе-друзья, шмыгая носами, смывали надпись с обоих концов. Встретившись на запретном слове, потели и виновато кудрявились макушками. Стёрли его вместе с масляной краской и даже штукатуркой. Эмиль тогда пришёл домой задумчивый, какое-то время тупил в тарелку с кашей, а потом со вздохом спросил: «Мам, это был именно тот случай, когда говорят — делай добро, бросай в воду?» «Именно тот!» — гаркнула я и пошла умасливать консьержку вафельным тортиком. Застала я её рыдающей над сериалом «Улицы разбитых фонарей». Консьержка любила беззаветной любовью артиста Александра Половцева и переживала за судьбу его героя. Залысину на стене она прикрыла плакатом о вреде курения. «Вдыхая — убиваешь себя. Выдыхая — окружающих!» — гласила грозная надпись. «Откуда у вас такая красота?» — опешила я. Консьержка оторвалась от экрана телевизора, утёрла залитое слезами лицо рукавом кофты и вполне благожелательным тоном отправила меня на три весёлые буквы. Я не стала напоминать ей о недопустимости мата в лексиконе уважающих себя людей, оставила тортик и была такова.
К чему я это рассказываю. Завтра мы с Эмилем улетаем на 8 дней в Сеул. И всё благодаря вам, дорогие мои подписчики. Если бы вы не проголосовали за мою книжку, я бы не получила приз читательских симпатий и не побывала бы в Южной Корее. А теперь я туда лечу. Наверное, я должна была написать на своей стене ровно то, что нацарапал мальчик Вова. Но ограничусь простыми словами благодарности.
— Хорошо что ты не мечтаешь о щупальцах доктора Октавиуса, — задумчиво протянул только что Эмиль, укладывая вещи в рюкзак.
— Это почему?
— Потому что если бы ты о них мечтала, твои читатели мигом бы их организовали!
Собираемся вот.
Спасибо вам от меня и от сына. Ждитя счастливыми, с ворохом фотографий.
