Грузины пропустили без вопросов, русские поинтересовались, откуда провизия.
— Из Берда, — последовал исполненный достоинства ответ. Уточнять, где этот Берд, не стали, так пропустили. Вы бы тоже пропустили, если бы колымагу Ерванда увидели. Вопрос, как она умудряется проехать две с лишним тысячи километров и на рассыпаться в клочья, остаётся открытым до сих пор.
Разворачиваю посылку, подпрыгивая от нетерпения.
Мешок орехов, мёд, варенье — абрикосовое и малиновое, мамина фирменная закуска из помидоров с печёным острым перцем (перец не чистить, закатывать в обожжённой шкурке).
Настоящая овечья брынза — бесстыже-жирная, не нарежешь.
Сушёный горный розмарин и майоран.
Перчики, о которых у нас в Берде говорят — засунешь в пятую точку ослу, сто километров без разгону возьмёт.
Бастурма, но это ладно, бастурмой вас не удивить.
Местная колбаса, называемая салтИсон. Сочная, перчёная в меру, невозможно вкусная.
Местная бчина (ветчина), ближе к Новому году будет окорок, а пока вялят брюшину — натирают солью и специями, заворачивают плотно в рулет, ну и.
Берд сейчас пахнет копчёной свининой, подмороженной хурмой и белым сухим вином — уже созревшим, с кислинкой.
И конечно же самогонкой, куда без неё. Нефильтрованной, 90-и градусной, кто пил и выжил, тот молодец.
Приезжали американцы, рыдали и ели, ели и рыдали, а потом ходили по дворам, любовались выкормленными буковым орехом ушастыми хряками, самодовольными толстопопыми индюками, бестолковыми курами — каждая дура, но себе на уме. Напившись, просили политического убежища. Еле выпроводили. Уезжали со слезами на глазах, уверяли, что мы не ценим своего счастья.
Ценим, ещё как ценим. Отправила сына за хрустящей волшебной паляницей. Сейчас накроем стол, накромсаем хлеб крупными ломтями, заварим сладкого чая и нажрёмся до потери пульса.
Счастье!
